Нужно жить в Антарктиде, чтобы не знать, кто такой Шамиль Тарпищев. Потому что там не играют в теннис. Его узнают не только выходящие на корт люди, но, как показала практика, даже бомжи на остановках.
Кроме списка его достижений, меня лично потрясала та невозмутимость...
Нужно жить в Антарктиде, чтобы не знать, кто такой Шамиль Тарпищев. Потому что там не играют в теннис. Его узнают не только выходящие на корт люди, но, как показала практика, даже бомжи на остановках.
Кроме списка его достижений, меня лично потрясала та невозмутимость и спокойствие, в котором он должен пребывать и пребывает в самых разных жизненных ситуациях. И когда игра проигрывается, и когда «зазвездивший» игрок ведет себя как развязный эгоист, и когда родители беспардонно влезают в тренировочный процесс, а с трибуны кричат своей дочери: «Вмажь ей! Убей эту суку!», и когда Коржаков звонит и говорит: «Ты должен срочно уехать, потому что они будут тебя прессовать, а меня арестовывать», а Березовский: «Если ты сам не напишешь это заявление, то государственная машина тебя раздавит».
По случаю 65-летия Шамиля Анвяровича мне улыбнулась удача побеседовать с ним не спеша.
Основные вехи его биографии я знал, теннисные события новейшей российской истории тоже стоят перед глазами, поэтому, по большому счету, меня интересовали ответы на два конкретных вопроса.
Первый, конечно же: отчего он так прикипел к «Рейндж Роверу», что почти 20 лет не изменяет этой марке, сохраняя только свежесть модели?
И второй: как ему удается и сегодня сохранять невозмутимость и спокойствие? Это результат мастерства самообладания, или же его на самом деле ничего не тревожит, потому как ничего ужасного вокруг не происходит, и напрасно некоторые волнуются, ибо «все как есть, так и будет» и «ничего нового нет».
На первый вопрос я получил не длинный, но исчерпывающий ответ, а отвечая на второй, Шамиль Анвярович рассказал, что когда-то давно занимался психологией стресса и подвергся специальному тестированию по выяснению соотношения процессов возбуждения и торможения. Из полученных результатов следовало, что Тарпищева практически невозможно вывести из себя.
Ну и еще фразу не совсем понятную добавил: о нашем человеке говорить – только плакать.