Июльское утро — что может быть оптимистичнее? Воздух еще свежий, но уже теплый-теплый, небо высокое, чистое, светлое, только-только начинает набирать голубизну — как шарик рядом с логотипом на нашей обложке. Выходишь на кухню, еще в трусах, жмуришься под ...
Июльское утро — что может быть оптимистичнее? Воздух еще свежий, но уже теплый-теплый, небо высокое, чистое, светлое, только-только начинает набирать голубизну — как шарик рядом с логотипом на нашей обложке. Выходишь на кухню, еще в трусах, жмуришься под лучами восходящего солнца, ставишь на карарский мрамор столешницы голландскую соковыжималку и делаешь сок из красных марокканских апельсинов. Хорошо! Потом французскую сковородку на немецкую плиту, туда греческого оливкового масла, разогреваешь, крошишь болгарский перец и узбекский помидор, разбиваешь пару куриных яиц, посыпаешь морской солью. Завариваешь китайский чай и садишься наконец на малазийский стул. Неспешно прожевываешь все зубами со швейцарскими пломбами и рассматриваешь новую обложку. Как она? Глаз не оторвать! Особенно вот эти два тела, то ли из космоса, то ли из преисподней, дикари и красавцы, взбешенно ревущие, разрезающие ветер, извергающие огонь, разметывающие куски асфальта! Кровь, пот и слезы! Потные мускулистые натруженные. Красное и черное! Чистый Стендаль.
Кто-нибудь знает, как у итальянцев это получается? Рисовать такие линии, выстукивать такие поверхности, вставлять туда двигатели и еще научать их мчаться, догоняя солнце?
Что нужно носить в голове и сердце? Какую песню петь, затачивая карандаш?
Ну а мы-то что же? Мы же как же? Как в анекдоте, что ли?
Сидят два бывших директора АвтоВАЗа на пригорке, распивая Chateau Margaux 90-го года, и наблюдают, как на проданный завод приходят французы, меняют главных дизайнеров, финансистов, двигателистов. А из ворот прежние «Жигули» выезжают. Приходят на завод японцы, внедряют just-in-time, kanban, hossin, систему качества и пожизненный найм. А из ворот опять убогие «Жигули». Приходят немцы, сносят старый завод, строят новый. А из ворот — та же фигня. Тогда один бывший другому: ты мне все твердил, что надо культуру производства поднимать, а я сразу сказал: что тут поделаешь — терруар*!
Ну, почему такой траур? Кое-что ведь получается — например, музыка: «ми-до-си-ля!!!», или «ля-соль-до» двойными в октаву, ну или «фа-ля-ля». Это же гениально! Нужно сочинить три ноты, остальная музыка сама зазвучит. А как в хоккей играли? Михайлов, Петров, Харламов — это же один организм был! Фетисов, Макаров и Ларионов с Крутовым друг друга спиной видели! Ну, были крепостными, жили в резервации. Зато результат! А нынешние — мастерюги не хуже прежних, а результата нет. Может, назад, в резервацию? Сколково — это же на эту тему, это же типа шарашки, если кто знает, что это такое было в середине века.
Ладно, пора одеваться на работу. Вот американские джинсы, испанская рубашка, итальянский пиджак, французский одеколон. Кажется, не все это еще в Китае производится. А таджик-дворник уже должен был мою индийскую машину, собранную в Англии, помыть. Приеду, посмотрю в Интернете, что там Президент имел в виду, когда сказал, что Россия должна стать страной-мечтой. Это мы еще больше мечтать должны? Только перед выездом на Третье кольцо не нужно ускоряться, там знак 40 повесили, и русский гаишник регулярно за кустами прячется. Да и куда торопиться? Когда едешь спокойно, иногда в голову что-нибудь приходит. А вдруг три ноты гениальные услышу? А не услышу, тогда приеду в офис — покомандую немного.
*Терруар (terroir) — в переводе с французского означает «почва, земля». «Виноградарь должен помнить о каждой мелочи: дренажных свойствах почвы и ее минеральном составе, угле наклона поверхности, количестве солнечного света и осадков в конкретном месте, силе ветра и вероятности заморозков. Если виноградарь француз, то весь этот набор — климат, почву и воздействие внешних факторов — он назовет терруаром (terroir)».