Кто играет в хоккей, тот знает, что партнер по тройке – это особенный человек, которого чувствуешь и понимаешь без слов. Но если то, что он делает, влияет на страну, почему бы с ним не поговорить, чтобы и другие поняли.
Алексей Пиманов
Режиссер, продюсер, сценарист, журналист, телеведущий
Беседовал Александр Кобенко
-
Режиссер, продюсер, сценарист, журналист, телеведущий
-
Родился в Москве в 1962 году. В 1989 году окончил Московский институт связи по специальности «инженер радиосвязи и радиовещания», а в 1992-м – факультет журналистики МГУ.
-
Начал карьеру на телевидении в 1986 году: работал в ТТЦ «Останкино» видеоинженером по выносным камерам, затем – оператором, а в 1989 году перешел в редакцию общественно-политических программ Гостелерадио СССР.
-
С 1996 по 2010 год генеральный директор телекомпании «Останкино», чья программа «Человек и закон» является одной из самых популярных на Первом канале.
-
С октября 2013 года президент медиахолдинга «Красная звезда»
Алексей Пиманов: Стартовые позиции 95-го года - мои личные, как продюсера, теледеятеля были никакие. Образовалось ОРТ, убив Гостелерадио, мой родной дом, где я вырос. Нас всех выкинули на улицу, сказали: «Спасибо, с этого дня нет больше Гостелерадио, есть ОРТ, приходите заключать договора, как производители». Но при этом уже были богатейшие компании Рен-ТВ, АТВ, ВИД, которые даже в акционеры ОРТ вошли, и было понятно, кто будет для канала производить основной продукт. Вклиниться в эту историю с какими-то своими проектами было почти нереально. «Человек и закон» сразу попытались закрыть, просто сказали: «Программа не нужна, она старая, как и зритель, который ее смотрит…»
А.К. А ты ее уже вел?
А.П. Нет. И поэтому лучше закрыть, как и «Клуб путешественников», «В мире животных», - это все старое телевидение, а мы идем в светлое будущее без стариков. И, соответственно, вся команда «Человек и закон» тогда попала просто в жуткую ситуацию, когда полгода денег не платили, это очень сложно рассказывать. Я сделал ставку на эту программу, сказал: «Я ее вытащу», просто заплатил свои деньги и – пошло. И дальше вот эта команда проголосовала за меня как за продюсера, потому что я в самый сложный момент подставил им плечо. А дальше надо было новых ведущих найти, а где их найдешь?
А.П. Мы с Костей Абаевым тогда вместе сели в кадр и начали работать. Так все началось спонтанно, и не было никакого расчета, а превратилось в эти 18 лет в кадре.
А.К. Ты теперь лицо канала?
А.П. Не знаю. Одно из лиц, наверное. А чего скромничать-то? Все-таки 18 лет в кадре. Вернее, в кадре-то – 25, а 18 – в «Человеке и законе». Другой вопрос – какими трудами это дается. Одной такой программы еженедельной хватит, чтобы вынести весь мозг и занять все время. Она тебя держит в нервном напряжении всю неделю, тебе звонят, ты разговариваешь, к тебе пытаются зайти, договориться, угрожают.
А.К. Что, и деньги предлагают?
А.П. Предлагают. По полной программе. Но мы в эти игры не играем уже много-много лет. Хотя, я знаю, ходят слухи всякие. Но мне просто не надо, чтоб было понятно.
А.К. Ты ведь и так уже миллионер.
А.П. Да, не скрываю. Я заработал эти деньги, не украл. Заработал трудом и талантом. Если он есть, конечно.
А.К. Перед нашей встречей я открыл Википедию и понял, что на самом деле далеко не все о твоей деятельности знаю. Хотя знакомы мы почти 15 лет – с тех пор, как я пришел в хоккейную команду «Росич», где мы играли в одной тройке. Ясно, что ты человек талантливый, разносторонний и работоспособный. Как тебе удается сочетать творческо-режиссерскую стезю, продюсерско-менеджерскую, а еще выполнять ответственные государственные задания?
А.П. Это какие?
А.К. Ты же член Народного Хурала! Кстати, давно ты был в Туве?
А.П. Здрасьте, в Совете Федерации я добровольно сложил с себя полномочия, когда на «Звезду» ушел, еще три года назад. В Туве не был года два. И мы, если честно, много чего там сделали – от самолета, который запустили, до очень-очень многих вещей.
А.К. Как вообще работалось в СовФеде?
А.П. У меня была конкретная задача – помочь Туве. Но при всем уважении к коллегам по Совету Федерации и вообще к этому статусу, заниматься профессионально политикой, как они там занимаются, я бы не смог… Но это я, у многих другая ситуация! Тяжело в регионе, тебя в Москву делегировали, и здесь возможность зацепиться за московские министерские должности, поэтому они делают карьеру. Для кого-то это, наверное, в кайф, они к этому предрасположены, а для меня это было абсолютной обязанностью, я должен был, как отличник по жизни, и это сделать.
А.К. А как ты попал туда в таком случае?
А.П. Я и не скрываю, меня попросил Сергей Кужугетович Шойгу. Туве ведь помогать надо, а мой имидж программы «Человек и закон» очень сильно помогал решать вопросы, потому что лоббировать интересы Тувы в Москве мне намного легче, чем человеку из Тувы, даже самому замечательному и талантливому политику.
Это была очень хорошая школа, я очень многое понял в том, как работает или не работает система госуправления. Я сейчас, даже когда холдинг «Красная Звезда» поднимал из долгов, не делал ложных шагов, не надеялся на то, что что-то само произойдет. Надо все время толкать эту машину, знать ее слабые места.
А.К. Тогда кто ты в первую очередь? Who are you, Mr Pimanov? Режиссер, государственный деятель?Какой я государственный деятель! Я продюсер, менеджер, организатор телевизионного и киношного процесса, а в первую очередь – режиссер
А.П. Какой я государственный деятель! Я продюсер, менеджер, который умеет организовывать телевизионный и киношный процесс, а в первую очередь, режиссер. Если бы у меня этого не было, я бы бросил все.
Всегда любил политическую историю. Я в этом как рыба в воде плаваю. И накопленный багаж по вопросам истории человечества выливается в некое понимание всей нынешней ситуации. И мне достаточно легко заниматься «Человеком и законом», только не криминальной программой, а общественно-политической. Мне легко ее продюсировать или разговаривать на любую тему, связанную с политикой, я это делаю почти на автомате. А душа и сердце – это режиссура. Я всегда был режиссером, начиная с конца 80-х. Делал клипы, ролики, документальные фильмы, всякие шоу. И знаешь, что самое кайфовое во всем? Успех – это прекрасно, но я вижу перед собой огромное количество людей, для которых смысл всей жизни – иметь статус звезды и его монетизировать. Я не рисуюсь, по-честному тебе говорю, как другу - для меня кайф производства, самого процесса, намного сильнее, чем кайф успеха. Успех, да, но я счастлив тем, что даже моя рутинная работа все равно из той области, которую я обожаю. Поэтому для меня три года в Совете Федерации были почти каторгой. Почетной, но каторгой.
Почему мне еще так было тяжело? Я привык в своих компаниях принимать решения и быстро их реализовывать, мгновенно, потому что это мое, это мной подобранные люди, это моя система. Я говорил – и поехали. Да, иногда мы попадали в тяжелейшие ситуации, иногда рынок рушился, иногда уходили рекламные деньги, много чего происходило, но я все равно понимал, даже когда мне было плохо, что все в моих руках.
А.П. Это не госзаказ, говорил, говорю и буду говорить, что это личное отношение с Сергеем Кужугетовичем Шойгу – человеком, которого я безмерно уважаю, люблю и знаю, что он один из немногих в стране, кто по-настоящему умеет делать дело. Человек с совершенно невероятным организаторским талантом, потому что я сейчас с ним очень часто работаю и многому учусь. Мы с ним общались много, но у нас были разные «зоны жизни», мы пересекались на хоккейной площадке…
А.К. Да, да, помню, я тоже, когда он еще МЧС возглавлял.
А.П. Ну, да, мы пересекались, общались, очень хорошо друг к другу относились. А потом вот это неожиданное предложение по сенаторству от Тувы. Он смеется часто: «Я два раза видел такое лицо Пиманова – первый раз, когда я ему предложил в сенаторы пойти, а второй раз, когда на «Звезду».
А.К. Канал, это не фильм, не передача. Это круто!
А.П. Конечно! Но я прекрасно понимал, какую махину взваливаю на себя, когда у меня и так все было хорошо: прекрасная компания, извини за наглость, звездный статус на Первом канале, финансовый успех, который пришел за творчеством. Да и не канал это, а медиахолдинг огромный, тут же еще и радио, типографии по всей стране, интернет-портал, газета, съемочный павильон, и вообще начало киностудии, которую мы сейчас начали строить, мы ее построим, куда мы денемся, и вот это огромное хозяйство, которое, конечно, было убыточным.
А.К. Неужели у тебя стоит задача сделать все окупаемым?
А.П. Да, и я сделаю. Мне субсидия государственная нужна, чтобы систему построить. Мы постепенно идем, начали с канала, с интернета…
А.К. Ты хочешь сказать, что сейчас можно сделать канал второго мультиплекса, и он будет феерически прибыльным?
А.П. Это как сделать. Лет этак 12 назад, как только появились СТС и ТНТ, и там появились новые команды, над ними посмеивались. А теперь они стали крайне успешными финансово, я могу только аплодировать. Поэтому у любого есть шанс. Да, нам здесь сложнее, потому что у нас еще государева задача на «Звезде». Но если бы у меня был бы канал, который я бы мог, как коммерческий канал делать, ну свободно, я тебя умоляю, вывел бы на прибыльность за два года.
А.К. Какой должна быть «Звезда»?
А.П. У меня есть задача очень простая, сделать канал, который…
А.К. …смотрят.У меня задача – сделать канал влияния. Канал про мужиков, которые принимают решения. Потому что в нашей стране таких мужиков всегда не хватает. Очень много слизи развелось
А.П. Да, канал влияния. Канал, как я говорю, про мужиков, которые принимают решения. Потому, что в нашей стране всегда не хватает мужиков, которые принимают решения. Очень много слизи развелось. В 91-м страну сдали, не будем говорить хорошую, плохую, но сдали, а дальше по списку. Стариков сдали, пенсионеров сдали, историю свою сдали и так далее. Почему это произошло? Потому что кумирами 50-х-60-х были Крючков, Андреев, Рыбников, Кадочников, мужики такие. А кумирами 80-х годов был Янковский в «Полетах во сне и наяву», который решения принять не мог и плакал, скрючившись в стоге сена. Или Басилашвили в «Осеннем марафоне», который не мог между женщинами разобраться. И вот эта «коконная» интеллигенция, которая реальна абсолютно, она все всегда лучше всех знает. Ты же сидишь на кухне, где не белено, не крашено, кран капает, зато ты знаешь, как страну переустроить. Ты же все это знаешь. Ты же инженер и еще Литинститут закончил. Ты же, прости господи, креативный класс. Вокруг, извини за выражение, все в говне, зато ты все знаешь. И вот эти люди, когда надо было принимать серьезные решения, по своей психофизике не могли этого делать. Это мужики, которые не могли взвалить на себя настоящую ответственность. Большая политика – это часто очень неудобные решения, очень сложные решения, которые непросто принимать, если ты, конечно, с нормальными мозгами человек, а не болезненными. Как, например, Борис Николаевич, который своим 1 килограммом и 400 граммами мозга решил, что он может подписать Беловежские соглашения.…
А.К. Откуда ты знаешь?
А.П. Ну, хорошо, 1430 граммами! В среднем у человека мозг весит 1 килограмм и 400 грамм, плюс-минус. Взял и отписал Киевскую волость и все другие волости, вернув Россию в границы времен Бориса Годунова. У меня вопрос, ты кто? За тебя поколения четыре века собирали территорию. Плохо, хорошо – вопрос второй. Ты почему это подписываешь, ты кто? Ты пигмей с точки зрения истории, а берешь и так вот одним росчерком пера 25 миллионов русских за границей оставляешь.
А.К. Согласен. А как тебя в режиссуру занесло?
А.П. Я благодарен Богу за то, что он когда-то меня завел в эту профессию. Я даже не представляю, если было бы по-другому. Не могу. Так сложилось, что после школы я пошел по технической части, хотя у меня почти по всем предметам было отлично. Удивительная вещь, я даже не помню, как я умудрился из технарей переквалифицироваться в гуманитарии. Но каким-то образом я очень быстро ушел в творческую часть, попал на телевидение и все это началось. И до сих пор у меня нет ощущения, что я хожу на работу. Я просто этим живу. Банально, может, прозвучит, но для меня это и есть жизнь. Я в полном кайфе от того, что у меня есть. Да, конечно, административных функций с годами все больше и больше, хотя я считал, что должно быть все меньше и меньше, а больше творчества. Когда в 90-е годы надо было организовывать компании, вставать на ноги, заработать денег на себя, на семью, создавать какой-то свой телекинобизнес, чтобы ни от кого не зависеть, было ясно, что надо создавать свою систему. Но я думал, что когда все создам, компании заработают, я смогу нанять хороших управленцев, а сам начну творить. В принципе, теперь они уже умеют меня освобождать. Но когда я только начинал снимать «Александровский сад», компании все остановились. У меня на съемочной площадке между дублями проходили совещания по всем возможным вопросам. Не давали снимать вообще, потому что не умели работать. Сейчас они могут иногда месяцами меня не дергать, каждый по своему направлению. Я знаю, что моя спина прикрыта.
А.К. А сколько у тебя человек в компании работает?
А.П. Если брать всех, кто задействован в кинопроцессе, в управлении, то больше тысячи. А если брать «Звезду», то гораздо больше. Но все равно ты кайфуешь от того, что ты живешь этим всем.
А.К. Можешь описать свой типовой день? Спишь долго? Встаешь рано?
А.П. Я ложусь поздно, в четыре-пять утра. Потому что единственное время, когда я могу прочитать сценарий, придумать кино, разложить его, раскадровать, это время после часа ночи, когда перестают звонить и дергать. Ночь – это мое время. Когда у меня ночные съемки идут, и группа ближе к утру вырубается, я в полном кайфе. Сплю примерно до половины одиннадцатого. Раньше начинать просто нет никакого смысла, если, конечно, не вызывают в Министерство обороны или на большое совещание. А вот по своему графику у меня все основные эфиры вечером, встречи все вечером и так далее. Начиная с 12-ти дня решаешь какие-то вопросы и до часу ночи занимаешься в основном управленческой работой, если, конечно, не играешь в хоккей. А потом вот эти четыре часа на творчество.
А.К. Отчего так много управленческой работы?
А.П. Мало кто понимает, что для того, чтобы запустить один киношный проект, надо собрать в кучу примерно сто человек, организовать их правильно, просчитать все, в нужное время отфинансировать, проконтролировать, чтоб деньги не украли или не потратили неэффективно. И это один проект. А у меня таких больших сериалов снимается – я их не люблю сериалами называть, мы договорились с Константином Львовичем Эрнстом, что я не снимаю просто сериалы, а снимаю многосерийное кино - примерно четыре-пять в год параллельно. А в последние годы так получается, что еще два полных метра идут постоянно.
А.П. Как у продюсера и режиссера. В прошлом феврале была «Овечка Долли», а сейчас «Крым» будет.
А.К. Художественный фильм?
А.П. Да, про то, как два народа развели. Там будут, конечно, все эти мартовские события в Крыму, но они такие, очень человеческие. Через людей. Там пара влюбленных. Она из Киева, а он из Крыма. И дальше начинаются два мира, две судьбы.
А.К. И что, там Путин с Януковичем есть?
А.П. Нет, ни в коем случае, нет.
А.К. А военные столкновения?
А.П. Будет одно, да. Но оно на подлинных событиях основано. Я-то знаю подробности, поэтому понимаю, что к чему.
А.К. А почему решил сам снимать, а никому не доверил?
А.П. Как продюсер я часто с режиссерами разговариваю, и вижу, что часто им просто нужны деньги. Семья, дети, квартиры, дачи – надо зарабатывать. И они соглашаются на сценарий, но я же вижу, что глаза не горят. К фильму, который сейчас снимаю в Крыму, я пытался привлечь трех очень больших режиссеров, но было видно, что для них это просто очередной проект. И я отказывался от сотрудничества. Потому что режиссер должен считать, что тот фильм, который он снимает, это его самый лучший фильм. И когда он его снял, он должен считать, что снял самый лучший фильм, и еще недели две после премьеры в этом должен быть уверенным.
А.К. А может быть, эти режиссеры не увидели творческой составляющей? Может, они учуяли политический заказ?
А.П. Ну какой политический заказ? Почитай сценарий! Эти разговоры про политический заказ, про то, что Крым наш, не наш, про какие-то санкции, на самом деле, эта такая сиюминутность, такая чушь! Это мы сейчас в этом живем. А ты знаешь, как это все будет через 25 лет восприниматься? Я в «Крыму» говорю то, что считаю нужным, и знаю, что не совру ни в одном слове. А то, что это кому-то не понравится, да мне плевать на это двести раз! Это мое ощущение жизни, это мое ощущение Крыма, это мое ощущение того, что там произошло, это мое ощущение людей. И ни одного плохого слова про украинцев там не будет.
Это история про любовь мальчика и девочки. И все события вокруг, даже вход «вежливых» – это события, которые под ними, а не над ними. Другой вопрос, что они влияют на их жизнь, да. Но почему все боятся говорить об этом сейчас, когда это болит очень сильно? Ведь извини за пафос, но задача художника как раз в этом и состоит, чтобы не бояться говорить на темы, которые и для тебя больные.
А.К. А кто в фильме плохой?
А.П. Для меня плохие люди в украинской теме, которых я не приму никогда, и которых я считаю своими врагами, это те, кто сжигал в Одессе людей. Когда человек падал из окна, а его добивали палкой.
А.К. Это понятно.
А.П. Что значит, понятно? У нас же очень многие интеллигенты, либералы говорят: «Они же ведь за Украину бились».
А.К. Честно говоря, не слышал таких мнений.
А.П. Было, было. «Они же загасили в Одессе людей, они же сами виноваты. Ну, сгорели – ну, бывает». Перестань.
А.К. А кто в фильме герой?
А.П. Все украинские офицеры, которые не выстрелили, не стали стрелять на своей собственной территории в нас, в тебя, в меня, а мы не стали стрелять в них – это великие мужики. Не те, которые потом запалили в Донецке и получили десятки тысяч трупов. Я знаю точно о переговорах, когда садились мужики в церкви, украинцы и русские, российские, и говорили: «Давай так, ни ты не стреляешь, ни я. Оружейку опечатываем. И ждем референдума. За вас проголосуют – мы уйдем, за нас – вы уйдете». И это самая великая демократия, которая может быть вообще в мире, понимаешь?
А.П. Я очень долго выбираю людей, которых ставлю на ключевые позиции, запускаю их, что называется, в процесс, помогаю на первом этапе, а потом я их в хорошем смысле слова бросаю. Они начинают меня искать, дозваниваться, даже обижаются. А я их вынуждаю ту систему, которую я им дал, начать самим отстраивать. И, как правило, вмешиваюсь только по ключевым, каким-то глобальным вещам, а по мелочи не лезу, не хочу мешать. Потому что, если человек талантлив, он все равно построит не так, как я это вижу, но тоже с плюсом. Я долго себя к этому приучал, это очень сложно.
А.К. Делегировать полномочия.
А.П. Да, очень сложно и иногда боязно, иногда я на это нарываюсь. Потому что…
А.К. Терял?
А.П. Да, и сдавали, и терял, и все было, предавали, конечно. Но это же жизнь, Саша. С каждым годом я к этому отношусь все спокойнее. Вот раньше готов был порвать, встретить и по-мужски дать в рожу. А сейчас я отпускаю ситуацию. А что, тратить на них время? Они же будут обязательно, эти, которые сдают. Зависть будет обязательно. А ходить, как медный таз, и думать, что ты всем нравишься, тоже глупость. Тем более, если ты успешен, если еще морда твоя на экране каждую неделю появляется.
А.К. По поводу морды. А почему ты не актерствуешь? По экстерьеру ты ничем Джоржу Клуни не уступаешь.
А.П. Считаю, что каждый должен заниматься своим делом и тем, к чему душа лежит. Актерствовать не хочу ни в коем разе.
А.К. И никогда не было такой идеи?
А.П. Не было. Слава тебе, господи, есть актеры профессиональные, которые могут сделать то, что я хочу как режиссер.
А.К. Не кажется тебе, что, если бы ты все-таки бросил что-то другое, ведь творчество, как у Пастернака, требует полной гибели всерьез, твои фильмы, может быть, были другими, более мощными. Может быть, ты бы больше снял.
А.П. Больше – да. А другими – нет.
А.К. А у тебя есть творческая сверхзадача? А то Питер Гринуэй говорит, что кино умерло в высоком творческом смысле. Для некоторых кино – это самовыражение, когда ты очень изысканно кормишь свое эго. Кто-то деньги зарабатывает – это бизнес. Что для тебя кино?
А.П. Изначально поставил себе задачу в кино делать фильмы, которые показывают в праздники. Для меня кино – это то, без чего я, первое, жить не могу. Второе, это возможность, в отличие от телевидения, которое все-таки отражает то, что происходит сейчас, делать что-то не сиюминутное. Телевизор - сиюминутная вещь. Не думаю, что уйди я сейчас из «Человека и закона», обо мне кто-нибудь вспомнил бы через два года.
А.К. Познер тоже говорит: «Мы выйдем из кадра телевизора, и нас через два дня забудут».
А.П. Он знает, что говорит. Это глупцы считают, что они пупы земли, которые здесь и сейчас добились всего и думают, что так будет всегда. Не будет. Я запомнил очень хорошую фразу, которую мне сказал человек в самом начале моей карьеры «на телевизоре». Я начал там кого-то мочить, потому что меня мочили, они думали, что я мальчик 29-летний, который случайно стал директором студии, и вот его можно бить. И когда я пару раз ответил достаточно жестко, меня позвал один человек и сказал: «Слушай, мы все оценили, но только я тебе очень советую – не перейди грань, после которой ты начнешь подниматься, переступая через людей. Потому что, когда ты пойдешь вниз, они тебя встретят». Гениальная фраза. А недавно я услышал восточный вариант этой же мысли: «Если ты идешь вверх, протяни руку тому, кто идет вниз».
А.К. А Марк Захаров, объясняя, почему он ушел из телеэфира, говорит о том, что, когда человек долго и регулярно сидит в телевизоре, его психология меняется, телевизор начинает деформировать личность. И мы очень часто видим подтверждения этой мысли.
А.П. А в политике не так? А в бизнесе не так? А в кино не так? Все то же самое. Все же зависит от тебя, от твоего воспитания, от твоего ума, в конце концов. Потому что очень многие люди, которые становятся популярными, просто видно же, у них не хватает ни образования, ни кругозора, ни ума, пусть не обижаются. Потому что ходить и раздувать щеки может только очень недалекий человек, который не понимает, что это все рано или поздно закончится. Рано или поздно ты с ярмарки пойдешь. Надо к этому просто быть готовым и достойно дойти до этого момента, когда ты пойдешь с ярмарки, а не на ярмарку.
Я тебе приведу фразу, после которой я два дня не мог спокойно работать.
У Монтеня есть такое выражение. За точность цитаты не ручаюсь, только за смысл. В мире существует три уровня образованности. Первый уровень – простого крестьянина, у которого нет образования вообще, но он часть природы, чистая органика, встает с солнцем, ложится с закатом, ничего портить не будет. Второй уровень – высочайший. Это философы, лучшие умы человечества, которые доходят до такого понимания бытия, что они могут жить в бочке, они тоже часть природы, потому что все понимают. Они тоже заслуживают уважения. А есть третий уровень, он их называл метисы, те, которые, нахватавшись основ образования, навсегда ушли от крестьянина, но в силу, может быть, недоученности или недостатка ума, считают, что способны переустроить мир. Вот от них и происходят все смуты и беспорядки. Я сел и подумал: Пиманов, а ты кто? Ты же ведь не крестьянин? Нет. Но ты же ведь не лучший ум человечества? Смешно, да. А чем ты занимаешься каждую неделю, выходя в эфир с программой «Человек и закон»? Ты пытаешься переустроить мир, ты метис самый настоящий. И на самом деле это тупик. Потому что я занимаюсь всю свою жизнь именно этим, я пытаюсь сделать мир лучше, а он не будет лучше, вот в чем беда. Мы с тобой, прости господи, уйдем когда-то, а он будет ровно такой же, если не хуже.
А.П. Попытки должны быть, куда от них денешься, но хотя бы удержаться на этом уровне, чтобы хуже не стало. Но хуже будет, ты же видишь, что происходит. К сожалению, человек изначально животное, которое живет по закону курятника. К сожалению, так.
А.К. Скажи, пожалуйста, а не может ли глава государства что-то менять в правильную сторону благой своей силой и благим намерением?
А.П. Проблема любого главы государства в том, что граждане-современники спасибо ему, как правило, не скажут. А огромное количество людей даже из близкого окружения из собственных амбиций ему не помогут. Я в детстве не мог понять, почему Генрих Анжуйский устраивает заговор против своего брата-короля. Зачем? У тебя есть земли, замки, наложницы, у тебя есть все. Ты зачем своего собственного брата пытаешься отравить? Ради чего? И понять это невозможно нам, простым смертным. И самое страшное в момент правления – это одиночество дичайшее и огромное непонимание вокруг. Ведь ты принимаешь решение на основании огромного количества разрозненной информации. Даже я в своих системах принимаю решение, исходя из многих входящих и информации, которая не доступна даже моим замам. Они не знают тех системных вещей, которые у меня в голове, не знают с кем я общаюсь, что читаю, что мне докладывают. За счет этого у меня картина намного более полная, чем даже у моего первого зама. То же самое там происходит – у президента, генсека, короля… Вот внешняя разведка тебе доложила, что говорил президент США вчера в своем кабинете. И ты не дашь даже намека, что тебе это известно, но примешь решение, имея это в виду.
Если про политику заканчивать, у меня есть очень простой критерий оценки лидера государства. Ты взял страну беднее, отдал богаче или наоборот? Это первое. И второе. Ты рабочие места создаешь или уничтожаешь? Потому что основной массе людей нужны рабочие места. Понимаешь, им работать надо.
А.П. Согласен. Я ведь не собираюсь поливать киселем все, что сейчас происходит. Я сам во многом критически отношусь к тому, что делается там или сям. Но экономика развивается исходя из желания людей.
Я как-то разговаривал с одним очень неглупым человеком, который хорошо разбирается в российской экономике, и он сказал: «Ты знаешь, почему в Москве средний и малый бизнес не очень сильно развит?» Я говорю: «Почему?» Он отвечает: «Как ни странно, люди не хотят. А зачем, если ты можешь в больших компаниях получить достойную зарплату и не думать ни о чем: ни про налоговую, ни про конкуренцию, кредиты, курс доллара, про миллион вещей, и не рисковать каждый день. Получил свои, условно говоря, 75 тысяч в руки и все». Оказывается, и это тоже есть, это тоже надо учитывать.
Опять же, почему я не люблю 90-е годы? По двум причинам. Первое – потому что наше поколение, давай говорить откровенно, предало - мы предали, я предал, я, прежде всего, это к себе отношу, мы предали те три поколения, которые жили до нас. Объясню, почему.
Мы абсолютно искренне считали, что надо все на хрен сломать. Помню, когда я приехал первый раз в командировку в капстрану еще в советское время, шел по Елисейским полям и остановился перед витриной с автомобилем. До меня только через пять минут дошло, что можно прямо сейчас зайти и купить машину, если у тебя есть деньги, конечно, а не стоять пять лет в очереди. Я был в шоке и это легко понять. Но, с другой стороны, есть величайшее поколение в истории России, рожденное в 21-м году плюс/минус пять лет. Что я имею в виду? Итак, в 1917-м году в России 82% крестьян и 10% рабочих, и всего 16%образованных людей. 84% населения никогда не читали Пушкина, Достоевского, Толстого, Блока. Романовская элита страну, которая жила под ней, не понимала. Они разговаривали на французском, ездили в Баден-Баден и не понимали, с кем и чем они имеют дело. И когда долбануло в 17-м году, просто цивилизация рванула, они обиделись, хотя полностью это заслужили. И вот рождается поколение 21-го года, которое к 38-му, в большинстве своем, семилетку заканчивает, гордится значком «Ворошиловский стрелок», стремится в техникумы и вузы. Пусть их воспитывали в пионерии, комсомолии – мне плевать, главное - результат! В 20 лет они все на войну ушли, и каждый второй не вернулся. В 25 вместе с другими поколениями они восстанавливают страну за семь лет. И дальше – великая музыка, великое кино, лучший в мире балет, спорт, космос, огромные предприятия, которые работают до сих пор, - та же нефтянка.
А когда им стало по 70, в 91-м, им сказали: «Ребята, вы говнюки». «Почему?» – «Потому что вы жили при Сталине, при Хрущеве, при Брежневе. Вы не вышли с Ларисой Богораз на Красную площадь протестовать против ввода войск в Чехословакию».
Меня батя спрашивает: «Я тебе образование дал. Я тебя плохим вырастил?» - «Нет». – «У тебя детство было плохое?» - «Да замечательное у меня было детство». - «И у брата твоего тоже?» - «Ну конечно». «Тогда за что вы нас так?!» Сейчас очень многие думают, что ностальгия по Союзу – это какая-то дурацкая шутка, кто-то ее навязывает. Не в этом дело. Просто каждый вдруг начал понимать, что свою семью предавать нельзя. Спроси любого: «А твой дед что, был подонок?» – «Да нет, ты что?» – «А бабушка?» – «Да она была классная, да они пережили войну, да они нас вырастили». И в этом смысле никто свою семью не предает, не сдает, ну, конечно, если это не какие-то манкурты. И вот эти три поколения просто перечеркнули, им сказали, что они говно. Это мы сказали, Саша.
А.К. Сильно! Ты просто меня ошарашил этим монологом. Ты считаешь, что это мы сказали? Нам было по 30, не юноши, конечно, но мы могли повлиять на ситуацию?
А.П. Саша, я же помню все эти разговоры, что мы сейчас все заново, по-другому, у нас сейчас все будет.
А.К. Нет, подожди, 19 августа 91-го ты где был?
А.П. У Белого Дома.
А.К. И я там был. Ну, и что мы делали?
А.П. Стояли, как бараны.
А.К. А в 93-м?
А.П. А в 93-м я уже был в Останкино директором студии. Нас сжигали там.
А.К. Я в 93-м никуда не пошел.
А.П. А я просто вынужден был Останкино защищать.
А.К. Ты считаешь, что мы должны были что-то сделать, но не сделали? Что мы могли? Как мы должны были действовать?
А.П. Мы решили, что мерило успеха – деньги, исключительно деньги, что именно они расставляют все по своим местам. И когда у тебя будет бабло, у тебя будет все, и ты будешь счастливым человеком. И чтобы к этому баблу приблизиться, пошли по трупам. Казалось, что за пять-десять лет я заработаю, потом я все налажу, дети будут в Оксфорде учиться. Неважно, что перешел того-то, растоптал этого. Ладно, положу себя на алтарь этого прорыва. Но оказалось, банально, не в деньгах счастье.
И знаешь, что мы могли? Мы могли бы не сделать примерно то же самое, что украинцы сделали сейчас на Майдане, а мы сделали в 91-м году, ровно то же самое. Даже здесь на «Звезде» я мог бы сейчас сломать все за эти два года и новый канал сделать. А делаю все очень постепенно, потому что понимаю, что любые жесткие революции, как правило, приводят к очень непредсказуемому результату. Дай бог, 20%, что ты выиграешь, 80% - скорее проиграешь. И вся проблема наша была в том, что мы попытались сразу сделать то, что надо делать 10-15 лет. Нам навязали отрицание того, что было.
А.К. Нашего прошлого.
А.П. Абсолютно ложное отрицание истории моей семьи, твоей семьи, всех нас. Сработал закон маятника, и мы впали в другую крайность. Мы сейчас постепенно приходим в некую такую золотую середину, «устаканиваемся». Просто оказалось, что можно ужиться с советским хоккеем, с советским кино.
А.П. Не потому, что я не хочу комментировать, просто прежде, чем какую-то систему принятия решения оценить, мне нужно погрузиться в тему, знать бюджет Москвы, понимать, что такое здравоохранение Москвы, и есть ли там лишние люди.
Опять же, я никого не оправдываю. Знаешь, что я понимаю? Для того чтобы преобразовать и вытащить такую систему как «Звезда», что в масштабах государства мелочь пузатая, мне нужно примерно четыре года, сейчас два прошло. Небо и земля по сравнению с тем, что было, но я прекрасно понимаю все минусы, которые у меня существуют, и я бы рад их убрать, но не могу, потому что нужно еще время. Плюс к этому люди. Был великий такой великий момент, когда три будущих декабриста пришли к Александру I и говорят: «Тебе пора становиться конституционным монархом, потому что надо уже Конституцию принимать и парламент, и отменить крепостное право. Потому что, если ты это сейчас не сделаешь, это все рано или поздно прорвется революцией. У нас уже есть тайное общество, мы уже реально пишем это все. И уже даже среди знати, твоих друзей, знакомых есть недовольство тем, что НИЧЕГО не происходит. Поэтому ты вот должен это решение принять». На что он говорит: «Дайте конституцию». Они ему дали, он ее полистал, открыл нижний ящик стола и достал конституцию, которую написал Сперанский еще в 11-м году еще до войны 1812 года. Дал им, там то же самое абсолютно, один в один. Они обалдевшие совершенно говорят: «А что ж ты?» И он сказал великую фразу любого русского правителя: «Взять некем». Что имеется в виду? Вот ты решил крепостное право отменить. Только что твоего отца Павла I удавили, как известно, в Михайловском замке, до этого Петра III. То есть элита, которая недовольна, она может с тобой поступить как угодно. Тем более, когда давили твоего отца, ты при этом присутствовал. Ты собираешь народ и говоришь: «Значит так, Шереметьев?» – «Да». – «Сколько душ?» - «Две тысячи». – «Отказываешься, идешь завод строить. У тебя сколько, Апраксин? Давай в Думу». А он привык жить в стиле «как упоительны в России вечера», и ему это думское строительство абсолютно не интересно. И дальше ты собираешь эту элиту так называемую и говоришь: «Ребята, делаем». Поверь мне, дай бог, что две недели проживешь. «Взять некем». У тебя есть элита, которая этого не хочет. Проблема Путина, если уж говорить про Путина, давай уж назовем вещи своими именами, честно, всегда была в том, что он получил элиту, у которой деньги там, дети там, мозги там, бизнес весь в оффшорах. Любого можно брать за все, что только можно, и попробуй их с иглы зарабатывания денег на бюджете снять. И таких большинство.
А.К. Мне кажется, что это все усугублялось с 2000 года.
А.П. Да перестань. Смотри, ты 11 марта 2000 года стал президентом. Нажимаешь кнопку, надо позвать бороться с коррупцией премьер-министра, приходит Касьянов, «Миша-два процента». Думаешь – нет, нет. Чур меня. Нажимаешь вторую кнопку, приходит глава администрации Александр Волошин. Замечательный, кстати, умный мужик. Это высшие руководители государства, а дальше регионы, губернаторы, все банки, и то, и это, и ты в ужасе думаешь – что делать-то? Они же все уже в этой системе. Вся пирамида уже отстроена связями, наличкой, переводом в оффшоры, кто-то с кем-то был в бизнесе, теперь стал вице-мэром, а этот вице-президентом, здесь Елена Батурина, там еще кто-то. И дальше известный русский вопрос: что делать?
Можно принять жесткие решения очень быстро. Вот как у меня на «Звезде», можно убрать все и начать новый канал. А можно эволюционно, понимая, куда ты идешь, падая, вставая, харкая кровью, но куда-то двигаться в правильном направлении, которое ты считаешь нужным.
Золотой запас России 99-го года - десять целых и семь десятых миллиарда долларов. У Латвии - семь после кризиса. А у тебя Басаев в Дагестане, Чечня, вот такая дыра, ВПК намертво убит, коррупция сверху донизу, экономика в жопе, извини за выражение, бабы рожать перестали. Тебе армию кормить, милицию кормить, науку развивать, а у тебя денег – два дня пожить и все. И знаешь, какую фразу он сказал тогда зимой, когда еще президентом не стал: «Неужели я пришел все добрать?» Смысл был такой: четыре года посидел, дети туда, сам туда, сдал следующему и досвидос. А он включился и пошел, понимаешь. То, что его грязью обольют, это было понятно. Такой «Титаник», как Россия, так просто не вырулить.
А.К. А автомобилями ты еще рулишь?
А.П. У меня служебная машина Hyundai Equus, кстати, очень хорошая машина, мне нравится, а моя собственная - Range Rover.
А.К. И как Range Rover?
А.П. Что говорить, моя машина. Я ездил на Audi 8, и тут решил, что мне нужен какой-то джип. Денис, мой старший сын, кстати, как гонщик, он стал призером Volkswagen Polo Cup, говорит: «Возьми Range Rover. Сядь в него, и ты сам все почувствуешь». И Оля, жена, когда села за руль, сказала, что удивительные ощущения плавности, безопасности и надежности.
А.П. Да. Ну вот он меня и уговорил.
А.К. Ну и как корейский премиум?
А.П. Он очень хороший. Когда сел за руль, я даже не поверил, что это корейцы, потрясающая машина. У меня попроще, чем у Фетисова, но я не вижу проблем. Мы взяли подержанный, годовалый, кризис все-таки, и мне не хватало телевизора, потому что я работаю на заднем сиденье, у меня же там кабинет. Пока едешь по пробкам, можно что-то отсматривать. Поэтому поставили временный, а так очень комфортная машина, не хуже, чем Audi, я доволен.
