«О чем вы бы хотели спросить космонавта» – проводил я опрос среди знакомых перед встречей с Юрием Усачевым. Многие впадали в задумчивость… Действительно, космос в наши дни стал дальше от нас, чем еще 20 лет назад. А я вот до сих пор думаю, что слетать в космос – большая жизненная удача.
Юрий Усачев
Космонавт, главный специалист летно-испытательного отдела РКК «Энергия»
Беседовал Александр Кобенко
-
Родился 9 октября 1957, Донецк Ростовской области
-
Герой Российской Федерации, кавалер Ордена «За заслуги перед Отечеством» II и III, Ордена Почетного Легиона, других орденов и медалей.
-
Окончил Московский авиационный институт и с 1985 года работал инженером в НПО «Энергия»
-
В 1991 году зачислен в отряд космонавтов
-
Совершил 4 космических полета. С 8 января 1994 года бортинженер на космической станции «Мир»
-
С 21 февраля 1996 года бортинженер на космической станции «Мир» – шесть выходов в открытый космос. В составе экспедиции на шаттле STS-101 с 19 мая 2000 года. Командир экспедиции МКС-2 с 8 марта 2001 года. Один выход в открытый космос
-
В общей сложности провел в космосе 553 суток
-
В 2005 году покинул отряд космонавтов и стал работать начальником отдела в РКК «Энергия». С 2007 года — командир отряда космонавтов РКК «Энергия»
-
С 2011 года – главный специалист летно-испытательного отдела РКК «Энергия»
Александр Кобенко: Расскажи, как ты попал в космонавты? Мальчишкой бредил о космосе?
Юрий Усачев: Нет. Это стереотип, что все со школьной скамьи... Информации было очень мало. Мечтать стать космонавтом мог или очень смелый мальчишка, или не совсем адекватный. Ну, как можно было в то время мечтать стать космонавтом? Я в Ростовской области родился и вырос. Родители обычные люди. Обычную школу закончил. Где я – и где космос! Вот буду хотя бы где-то рядом – уже хорошо, жизнь удалась. А когда ближе с этим сталкиваешься, то понимаешь, что все возможно.
А мечта родилась, когда нас детьми отправляли в Краснодарский край, в Кущевский район. А там – аэродром, и над нами летали МИГи-21 или СУ-7 с треугольным крылом. Здорово! Без ложной скромности скажу, что хотелось для страны сделать что-то большое и серьезное. Поэтому и возникло желание быть такими, как эти люди... А потом уже, когда учился в МАИ на втором курсе, поехал в Подлипки, взял письмо в НПО «Энергия», что меня берут по распределению. Потом попал в лабораторию, которая выходами в открытый космос занимается. Затем – в испытательный отдел, написал заявление, сдал экзамены, прошел отбор, включая медицинский. Такие семь шагов в космос.
А.К.: Раньше не было, а сейчас много фильмов на тему космоса. Стоит их смотреть, чтобы получить реальную картину? Тебе нравятся «Гравитация», «Марсианин»?
Ю.У.: Ой, нет, «Гравитация» не нравится. Профессионалу нельзя смотреть. Там грубейшее нарушение законов, дискредитация космонавтики. Там все не так. А вот «Марсианин» хороший. Он о человеке, вот что главное. Человек попадает в экстремальные условия, и только от его знаний и умений зависит, выживет он или нет. Мне мой член экипажа Джим Росс года три назад подарил эту книгу: «Специально для тебя. Только ты прочитай». На станции ты тоже изолирован от Земли. Связь есть, но если что-то случится, Земля тебе не поможет. Ты можешь рассчитывать только на себя и на членов экипажа. Поэтому и «Белое солнце пустыни» каждый экипаж смотрит перед полетом. Там герой тоже остается один. Только пулемет и больше ничего.
А.К.: И американцы тоже?
Ю.У.: Да, это традиция. Когда на Шаттле стартовал, мы во Флориде смотрели. У них есть копия с субтитрами. Они не все там понимают, но из уважения к русским смотрят.
А.К.: Какие еще есть приметы?
Ю.У.: Есть место, где останавливается автобус, который везет экипаж от корпуса до стартовой площадки. Так называемая перешнуровка скафандра.
А.К.: Для чего?
Ю.У.: Традиция. Там Гагарин останавливался. Мужская часть выходит из автобуса, расшнуровывает скафандры, писает на колесо и едет на старт. Казалось бы, смешная традиция, но, когда ты потом три часа сидишь в скрюченном положении, то, конечно, может возникнуть проблема. Чтобы ее не было, ты просто облегчаешь работу мочевого пузыря. Традиции, написанные самой жизнью.
А.К.: Небо там совсем другое, да?
Ю.У.: Да. Глубокая чернота. Как черный бархат. Очень много звезд, причем они видны даже на освещенной части. Только Солнце их забивает.
А.К.: Нет опасности, что метеорит или какой-то мусор вдруг пробьет ту «железную бочку», в которой там живешь?
Ю.У.: В принципе, может. Есть системы предупреждения и у нас, и у американцев, которые следят за всеми летающими фрагментами, по-моему, от 10 сантиметров. Если траектории пересекаются, то мы можем немножко изменить орбиту. Но на самом деле мусора не так много. Причем станция летает на 400 километрах, а он в основном на 600-800 километрах. И пока ни разу такого не было, что «ах, опасно, столкнулись».
А.К.: А метеоритные потоки?
Ю.У.: Иногда даже под собой видишь, как ходят метеориты или какие-то фрагменты сгоревшие. Но на этот процесс повлиять никто не может. А вот ты лично должен быть готов при любой нештатной ситуации поэтапно выполнить все пункты специальной процедуры. Маленький пробой, незначительная потеря герметичности – ищешь, где эта утечка, отсекаешь люки, начиная от самого дальнего. Если быстрый темп падения давления – немедленно уходишь в корабль, в спасательную «шлюпку». Если уж совсем плохо, то просто закрываешь люки, отстыковываешься от станции и на своем корабле возвращаешься на Землю.
А.К.: Есть ли у вас инструкция по взаимодействию с инопланетянами?
Ю.У.: Многие думают, что мы даем какую-то подписку, обязывающую в случае чего не разглашать. Нет, никто не подходил: «Вот бумажка, распишись, что ты не будешь распространять подобную информацию». Даже не знаю, как убедить скептиков. Жаль, но ничего на тему инопланетян не видел.
А.К.: А веришь, что они есть?
Ю.У.: Абсолютно убежден, что мы не одни во Вселенной. Раз она огромная и бесконечная, значит, в этой системе должно быть бесконечное количество всего, в том числе, и форм жизни. Поэтому, очевидно, что мы не одни.
А.К.: Почему же они тогда с нами в контакт не вступают?
Ю.У.: Ответ на поверхности. Мы, конечно, достаточно развитая цивилизация, но посмотри, основную часть ресурса мы сейчас тратим либо на то, чтобы испугать, либо даже убить друг друга. Лучшие человеческие и финансовые ресурсы уходят в оборону. Мы до сих пор никак не найдем общий язык между странами, да и между собой. За то, чтобы на даче повыгоднее забор поставить, готовы жизнь положить. Наш сегодняшний уровень. Люди, духовно очень высокие, которым ничего не нужно материального, знания ищут, и, наверное, контачат через ангелов или еще через кого-то. А большинство – нет. Дорастем – изменимся.
А.К.: В полете меняются привычки?
Ю.У.: Ты вынужден постоянно жить в режиме, действовать по графику: подъем, завтрак. Продуктов – очень вкусных, надо сказать – достаточно много, но все равно ассортимент ограниченный. Яичницу или картошку не пожаришь. Когда ты в замкнутом объеме живешь, понимаешь, что не можешь просто так покурить, например, как большинство людей. Со мной были члены экипажа, которые до полета курили. Но в полете пропадает это желание, именно из-за того, что вкус немножко меняется, кровь по-другому распределяется в организме. А после возвращения некоторые опять продолжали. Но это все такая ерунда, и не самая большая жертва, которую ты приносишь.
А.К.: А трем мужикам в замкнутом пространстве тяжело уживаться?
Ю.У.: Нет. Ты же готовишься долго с этими людьми, притираешься. Очень редко бывают какие-то проблемы между членами экипажа. Ну если какая-то паршивая овца попадется… В основном люди очень долго готовятся и знают друг друга, и никто не настроен на конфликт. Ты же понимаешь, что ты никуда не денешься; ты испортил настроение другому, значит, это все к тебе вернется. Там очень внимательное, бережное отношение друг к другу.
Точно так же и с американцами или европейцами. Они не самые близкие твои друзья или родственники, но есть задачи, которые ты должен выполнить. И дальше ты все свое личное пригаси – нравится или нет. Вернетесь – тогда и будете выяснять отношения, а здесь надо выполнить поставленные задачи.
А.К.: С американцами труднее было или проще? Или без разницы?
Ю.У.: И так, и так. Проще, потому что они настроены на успех, на удачу. Очень организованные, легко подчиняются. Если я, как командир, что-то сказал – все, даже не обсуждается. В этом смысле, конечно, с ними было проще: мы подружились и до сих пор дружим. Но они все равно немножко другие. Там немножко другой менталитет, юмор. Когда мы втроем были, я и два американца, не хватало еще одного русского, чтобы можно было пообщаться.
А.К.: Чем вы там заняты изо дня в день?
Ю.У.: В программе полета все расписано. Сначала присылают двухнедельный план, потом уточненный недельный, потом на два дня еще более точный. А в конце каждого дня поступает радиограмма на следующий день. Там уже все «по полочкам» с точностью до минуты: подъем, завтрак, утренний туалет, физкультура, замена блоков, связь с ЦУПом, отбой. Вся неделя так расписана. Суббота и воскресенье – условно выходные. Не такой плотный график. Как правило, уборка станции – уборщицы нет, а объем достаточно большой. И можно доделать какие-то работы, которые не закончил в течение недели. Можно просто поснимать Землю. Часто устраивают связь с Землей, с семьей. Все достаточно рутинно, размеренно.
А.К.: За месяцы не устаешь?
Ю.У.: Нет. Понятно, что ты скучаешь по домашним так же, как и любой изолированный человек, как люди, которые в экспедиции или в тюрьме сидят. Это, может быть, не очень правильная аналогия, но я думаю, что по-человечески там то же самое происходит. Люди лишены привычного круга, привычного времяпрепровождения со всеми вытекающими. Но они идут на это осознанно.
Сейчас на станции через виртуальный телефон, через спутник можно позвонить по любому номеру. В обратную сторону нет, к счастью. А ты -любому человеку. Как раз наша экспедиция эту аппаратуру устанавливала. Очень необычно. До сих пор не могу привыкнуть, что можно просто со станции с кем угодно связаться. NASA за это платит. Спасибо им за такую возможность. И на работу можем позвонить, если возник какой-то вопрос. Нашему ЦУПу, правда, это не очень нравится – какой-то не очень контролируемый канал, но ничего поделать не могут, это психологически очень важно для экипажа.
А.К.: Что самое тяжелое, когда ты там летаешь?
Ю.У.: Даже не то, что с тобой может случиться. Ничего случайного не произойдет, поэтому будь бдительным и не дергайся.
Наверное, то, что ты лишен каких-то привычных вещей, домашнего. Для меня не хватало какого-то тесного, родственного общения.
А.К.: Адаптация после полета много времени занимает?
Ю.У.: Нет, совсем не много. Если уж к невесомости привыкаешь, то к земле и подавно. Конечно, несмотря на то, что два раза в день тренируешься, все мышцы прокачать невозможно, поэтому первые шаги даются тяжеловато. Коленочки подрагивают, устаешь чуть быстрее. Через неделю уже восстанавливаешься, а через месяц – нормальный человек. Система профилактики на борту позволяет быстро адаптироваться и там, и после возвращения.
А.К.: Вопрос, который в шутку или всерьез многие задают: Бога не видел?
Ю.У.: Что, так много верующих людей?
А.К.: Много людей, которым нужна помощь, моральная опора, добрая сила. Трудно жить в ощущении одиночества, заброшенности, никому ненужности.
Ю.У.: Это отдельная, большая тема, но знаешь, у меня свое представление о Боге. Не такое вот типовое религиозное представление о всесильном дядьке с бородой. Я тоже ищу, и тоже не знаю ответа на многие вопросы. Все гораздо глубже, и я абсолютно убежден, что все, что происходит с планетой, не случайно. Думаю, что мы находимся внутри очень сложной иерархической системы – более объемной, гораздо более серьезной и многогранной, чем мы сейчас можем представить. Где присутствует сущность высокого порядка, скажем так, Творец, и много вспомогательных структур, которые систему поддерживают. Это система настолько грамотно, мудро построена…
Люди пытаются искать, и каждый находит свое отражение, свой отклик – ученые в одном, художники в другом. Я сейчас не говорю про религиозные конфессии – в основном они выполняют посредническую роль между человеком и Богом. Иногда помогают, а иногда, по-моему, мешают человеку прийти к Богу.
Я не религиозный, но глубоко верующий человек, и у меня свое представление о высшем. Мусульмане идут своим путем к Богу, иудеи – своим, христиане – своим. Это просто разные пути к одному.
А.К.: Когда ты смотрел на Землю сверху, ты ощущал этот мир, как он устроен?
Ю.У.: Первое, что приходит в голову, когда видишь в первый раз Землю из космоса – это неспроста. Космос – это не случайное нагромождение камней, летающих в безвоздушном пространстве, а Земля – это живой организм, живущий по своим законам, и принявший почему-то именно такую форму. И почему все так устроено, нам пока неизвестно. Но красота удивительная, просто потрясающая! Я просто влюбился в Землю! Можно часами висеть у иллюминатора и любоваться планетой. Потрясающее зрелище!
И еще пришла мысль, что такую красоту, как наша планета, могла сотворить только очень большая любовь. Представляешь? Говорю это не потому, что такой умный. Это просто прошло через меня, и я стараюсь всем об этом рассказать. Там становится совершенно ясно, что такая красота – не случайна.
А.К.: То есть полеты меняют тебя как личность?
Ю.У.: Очень серьезно меняют. В основном меняется масштаб восприятия всего. Вещи, которые здесь кажутся очень серьезными, нужными, прямо до смерти, как только от них отстраняешься… Понимаешь – все фигня, не стоящая выеденного яйца, тех сил и энергии, которые мы им отдаем. Есть вещи более серьезные. Мы в этой круговерти, к сожалению, не замечаем чуда, происходящего вокруг нас: других людей, природы. Понимаешь? И как только ты отстраняешься, меняется отношение, масштаб восприятия меняется. Не то, что ты высокомерно смотришь сверху вниз, нет, ты понимаешь, что ты – часть всего большого и красивого вокруг.
А.К.: Маленькая песчинка?
Ю.У.: У меня нет такого ощущения, что я маленький, и этот объем и количество звезд подавляют тебя. Да, я поменьше размером. Но почему-то чувствую некую соразмерность всему этому, представляешь? Как говорится, «по образу и подобию». Я часть этого. Пока маленький, но придет время – вырасту.
А.К.: И что, не было страшно?
Ю.У.: Страхи есть. Но это не страх в таком привычном понимании – просто повышенное чувство ответственности. Ты понимаешь, что цена того, что ты сейчас делаешь, может быть очень высокой. Любая маленькая ошибка может повернуть или оборвать чью-то судьбу, твою жизнь. Ты можешь просто – раз! – и уйти в другое измерение.
Ты понимаешь, как много от тебя зависит, начиная от материальных ценностей, которые на тебе, и кончая жизнью экипажа, за который ты отвечаешь.
Это скорее озабоченность, как американский «concern». Но не страх, который сковал: «не могу ничего делать, мне страшно, мама, хочу домой». Я, опять же, только о себе говорю. Нет самого главного базового – страха смерти. Может, оттого, что когда поступаешь в Отряд космонавтов, сам принимаешь на себя определенную степень риска. Понимаешь – не до конца осознанно, что да, с тобой там может что-то произойти. Но ты понимаешь, что ничего случайного с тобой произойти не может.
А.К.: Люди ведь многие, которые собираются в полет, говорят: «Вот, цель – в космос полететь!»
Ю.У.: Как только ты прилетаешь, например, на станцию, вдруг начинаешь осознавать: и что, это та цель, к которой стремился? Нет! Ты должен экспедицию выполнить, ты должен вернуться живым и здоровым, и с твоими членами экипажа выполнить программу полета, что-то новое сделать и привезти. Ты вдруг понимаешь, что из таких кусочков многое состоит в жизни. И есть какая-то сверхзадача, которая над человеком стоит, понимаешь? Вот один из самых главных уроков, которые я вынес.
В последнем полете возникла задача перестыковки корабля с одного стыковочного узла на другой. Мне нужно было отстыковаться, облететь станцию и подлететь к другому стыковочному узлу.
На мысе Канаверал Шаттл готовится к старту, на Байконуре «Союз» с первым туристом стоял, все ждали, когда мы освободим стыковочный узел. Цена ответственности твоей ошибки очень большая, давление жуткое психологическое. А здесь еще нарушение программы, отсутствие тренажера, на котором можно было потренироваться, буквально на пальцах надо было … Я понимал цену ошибки, много раз садился в корабль, примерялся, потом, в конце концов, пришлось без скафандра перестыковываться. Но дело не в этом.
Я очень много размышлял, разное передумал – вот строчки из дневника: «Страх возможного невыполнения задачи как наказание за что-то». Значит, ты думаешь: я ведь не совсем праведно жил до сих пор, все делают какие-то ошибки. Может быть, это тот самый случай, когда ты должен расплачиваться?
Но в ночь перед перестыковкой вдруг осознал: все испытания человеку даются по силам и никогда сверх. У Вселенной нет задачи ткнуть тебя носом в стену. Что это за отец небесный, который говорит: «Слабак, мы тебе дали задачу, а ты не смог сделать!» Нет. Задача дается по силам. Вселенная мудро устроена. Ты можешь сомневаться: можешь ты или нет, но там знают, что ты – можешь. Представляешь? И осознав – успокоился. Я готовился, умею, меня же не с улицы в космос запустили!
А.К.: Это чисто орбитальные законы?
Ю.У.: Это действует не только там, здесь – то же самое. Как только у человека в картине мира есть Творец, Бог, не важно – нечто, что создает творчество, основанное на любви, он постоянно замечает его сущности. Каждый человек около тебя – часть этой большой системы, в которой все только и стараются, чтобы ты реализовал свою задачу, выполнил ее как профессионал, реализовался как человек. Все, дальше все зависит только от тебя. Хочешь посомневаться – ну, хорошо. Не хочешь делать – ну, хорошо. А если сюда еще заплести все эти реинкарнационные вещи – что это за Вселенная, в которую один раз пришел? – если ты понимаешь, что это процесс многоразовый, значит, в этом есть какой-то смысл. Понимаешь, насколько это захватывающая, удивительная картина?
И когда говорят: «Ой, скучно, у меня апатия», или еще там что-то такое, весеннее обострение… Какое обострение, тут столько всего интересного вокруг происходит, времени не хватает на все…
А.К.: Есть всякие басни космические и темы с налетом сенсации. Например, что американцы не были на Луне. Ты как к этому относишься?
Ю.У.: Ты же знаешь схему. Они подлетали к Луне, основной корабль оставался на орбите, а другой спускался на поверхность. Я встречался с несколькими астронавтами, и теми, кто спускался, и кто оставался на орбите. Много чего рассказывали. Мне даже Джон Янг подарил фотографию, где он на поверхности Луны подпрыгнул на фоне американского флага и честь отдает. Подписал. Я не могу на 100 % утверждать, поскольку не был с ними, но основания не верить этим людям у меня нет. Все аргументы, что флаг шевелится или еще что-то, не выдерживают никакой критики.
Сами американцы шутят: «Предположим, мы решили весь мир одурачить. Ну, ладно один раз. Но зачем мы это семь раз делали?».
Мы тоже иногда так делаем, когда прилетает экипаж на станцию, а там до этого не было никого. И вот по телевизору показывают, люк открывается, счастливый экипаж влетает в станцию. На самом деле, что происходит? Я влетаю в станцию, выставляю камеру, свет, проверяю. ЦУП говорит: «Вижу картинку. Все хорошо». Я тогда закрываю люк, потом опять влетаю. И вот этот кусочек, где я счастливый влетел, я увидел. Может так быть, что они сделали что-то в этом же духе, боясь, что там не будет картинки либо будет плохо, чтобы показать всему народу, что происходило, но я не уверен.
Что сейчас еще происходит? Ведь идет проверка на вшивость во всем. Такую иногда ерунду предлагают. Иногда в интернете попадается, что «смотрите, это папье-маше, крашеная вата, космонавты никуда не летают». А я тогда где был? Люди аргументируют, что всех нас дурачат, обманывают. Астрономии в школе нет, физика была давно, поэтому, конечно, уровень учебы серьезно упал. А включать голову или как-то интересоваться – это же надо делать какие-то усилия.
А.К.: Ты веришь в пользу космоса?
Ю.У.: Это не вопрос веры. Думаю, это вопрос знания. Сейчас настолько бурный рост всего того, что касается технологических вещей, связи, телемедицины, материалов теплоизоляционных, конструктивных, пластика. Стремление сделать прочные и легкие конструкции привело к тому, что космическая индустрия – очень хороший локомотив, который тащит технологии. Но есть еще вещи, о которых мало говорят, и мало этим занимаются. Человек в космосе. Что с ним происходит, как он меняется, как меняются его психология, мировоззрение, картина мира. Поскольку у нас технократическая цивилизация, то человек остается где-то там в стороне. А этим надо заниматься. Это должно быть основное. Не то, какие мы там железки научились делать, а как человек меняется. Нужно больше полетов, чтобы люди меняли немножко свое мировоззрение.
А.К.: С точки зрения подготовки к другой планете?
Ю.У.: Это один из аспектов. Чтобы осознать свое место и себя в этом мире, чтобы поменять свой масштаб восприятия, себя осознать. Люди же туда летают, чтобы себя понять. Главное – понять кто мы, зачем мы, чего мы тут делаем.
А.К.: Как, по твоим наблюдениям, сейчас стать космонавтом для молодого человека является зажигательной идеей?
Ю.У.: Думаю, что, да. Идеология ушла, пена улеглась. Приходят молодые ребята, может быть, меньше чем раньше. Сейчас как раз набор объявлен, можно подавать заявление. К сожалению, эта работа, на мой взгляд, плохо организована Роскосмосом. Но меня не спрашивают...
А.К.: В Роскосмосе происходят какие-то странные вещи, финансовые скандалы, а недавно вообще человека в СИЗО убили.
Ю.У.: Да, я только услышал. Это говорит о том, что там не совсем здоровая атмосфера. Когда-то было министерство, структура, которая долго формировалась. Случайных людей там не было, только умные профессиональные люди.
А сейчас кто туда приходит? Постоянная какая-то чехарда с назначениями так же, как и у нас в «Энергии». То один генеральный, то другой. Когда приходит временщик на четыре-пять лет, ну, что он может привнести?
Может быть, это естественный кризис, потому что, по большому счету, никто не знает, что будет следующим шагом в космонавтике. Сначала мы думали, а может ли человек летать вообще? А может ли месяц, год? А может больше? Да, может. А дальше что? Нужны новые идеи, новые технологические решения. Дальше на этих технологиях мы лететь не можем. Нужна цель какая-то. Для чего? А это уже изменение мировоззренческого уровня. А этого нет. Поэтому в космонавтике сейчас кризис и у нас, и у американцев, вообще у всего мира.
Мы должны понять, зачем нам это по большому счету. Хорошо, завтра полетим на Марс. Для чего? Просто поставить там флаг или печать?
А.К.: Ты сам чувствуешь востребованность, внимание к тебе?
Ю.У.: Если тебе это самому надо, тогда и общество к тебе... Если же ты уйдешь, устранишься... Я к тому, что многое зависит от самого космонавта. Это раз. Я продолжаю работать в «Энергии». Чувствую, что при проектировании нового корабля или модулей у многих космонавтов не хватает часто этого опыта. Поэтому поделиться ненавязчиво, как-то применить то, что было. Если у самого человека есть желание, тогда скорее всего, он будет востребован. А вот если у него самого нет желания... Сам делаешь выбор. Интерес к космонавтике остался, востребованность есть, поэтому все зависит от самого человека.