Детство и юность
Родился Андрей Платонович 2 марта 1877 года в Санкт-Петербурге, в известной литературной семье. Его дедом был Андрей Александрович Краевский. Тот самый, что издавал журнал «Отечественные записки», печатавший произведения Лермонтова, Белинского, Некрасова и других классиков отечественной литературы. Кроме того, Краевский выпускал и весьма успешную газету «Голос». Мать Нагеля – дочь Краевского, Лидия Андреевна, отец – сотрудник «Голоса» Платон Андреевич Нагель.Вторая дочь Краевского была замужем за известным историком и журналистом В.А. Бильбасовым. Все обширное семейство жило в доме Краевского на Литейном проспекте, 36. Неудивительно поэтому, что детство будущего автомобилиста прошло среди сотрудников обоих изданий. Позже он писал: «Помню длиннющий стол в редакции, за которым сидели бородатые дяди, которых я старательно избегал, т.к. они часто пытались познакомить меня с азбукой».
Помимо прочего, дед Андрея Платоновича вел большую общественную работу – был одним из основателей «Литературного Фонда», «Театрального общества», а также имел немалое влияние в Городской думе. По воскресеньям у Краевского собирались писатели, артисты, критики, историки. Довольно часто туда захаживал великий князь Николай Михайлович. Среди завсегдатаев «воскресений» были писатель Д.В. Григорович, один из первых петербургских фотографов Левицкий, актриса Александринского театра М.Г. Савина и даже Люсьен Гитри – отец знаменитого французского драматурга и актера Саши Гитри. Понятно, что такое окружение оказало довольно сильное влияние на формирование личности и интересов молодого Нагеля.
Между тем Андрей рос довольно хилым ребенком. Низкорослый, щуплый, он часто болел, и его постоянно водили по врачам. А поскольку в семействе Краевского все занимались каким-либо спортом, то перед поступлением мальчика в гимназию бабушка Андрея, решив заняться здоровьем внука, привела его в манеж для обучения верховой езде. Андрей Платонович на всю жизнь запомнил это событие: «Я, чувствуя себя почти гимназистом, потребовал форменную фуражку, а для верховой езды – хлыст и шпоры... Мы жили, как всегда, летом в Павловске. Манеж Павлова был недалеко, и бабушка повела меня туда.
Прежде всего у меня отобрали все атрибуты кавалериста – хлыст и шпоры – и направили на середину манежа, где уже стоял сам Павлов, в руках которого был длинный бич, и он лихо пощелкивал, погоняя лошадей нескольких учеников. Должен признаться, что такое его поведение меня не особенно обнадеживало. Но вот привели для меня небольшую лошадку, имевшую, по-видимому, претензию на звание пони, так как у нее была срезана грива и укорочен хвост. Меня посадили на ее английское седло, пригнали стремена по длине моих ног, дали по поводу в каждую руку и отвели к барьеру.
Павлов скомандовал по-военному “шагом марш”, и без всякой моей инициативы конь пошел вдоль барьера, а я, в страхе от высоты моего положения, весьма неудобно раскоряченных моих ног, на ступнях которых свободно болтались стремена, высматривал, за что бы мне ухватиться на всякий случай, но увы! Гривы не было, а английское седло для этого не приспособлено. Но как бы то ни было, конь шел вперед, и я сидел на нем, боясь шелохнуться.
Вскоре посыпались команды берейтора – одна за другой – основные для получения правильной посадки: “ноги от колена назад”, “носки внутрь”, “локти к корпусу”, “руки спокойно”, “не горбиться!”
Однако все эти задания были прямо противоположны тем положениям, которые стремилась принять моя фигура.
Ноги мои пытались хлопать по бокам лошади, локти оттопыривались, руки дергали за повода, и весь я стремился изобразить из себя вопросительный знак, пригибаясь к шее коня. Очень трудно было сопротивляться таким настойчивым требованиям моего корпуса, хотя я старательно выполнял приказания, но каждое по очереди... Первый урок кончился благополучно, и я слез с коня, растопырив ноги, и лишь с трудом снова их “стопырил”. Домой я вернулся, чувствуя себя не только кавалеристом, но настоящим ковбоем».
Осенью Андрей пошел в частную гимназию – «одну из наилучших с наилучшими преподавателями».
Конец 80-х и начало 90-х годов позапрошлого века были временем повального увлечения велосипедом. Первые велогонки проходили с огромным успехом, и посмотреть на них съезжался чуть ли не весь Петербург. Не избежал этого увлечения и Нагель. Вместе со своими одноклассниками он осваивал «бисиклетную» езду с не меньшим увлечением, чем когда-то верховую. Вот как Андрей Платонович впоследствии описывал это время: «И вот я... при первой возможности записался в число участников гонок в Михайловском манеже и, раздобыв на прокат гоночный велосипед, явился в манеж для тренировки. Виражи в манеже были очень высокие и крутые, настолько, что ходить по ним или ехать тихим ходом было нельзя... При въезде в вираж по самому низу надо было очень сильно наклоняться вместе с велосипедом внутрь, чтобы не быть вынесенным на самый верх поворота. Мне еще никогда не приходилось ездить по таким виражам, и я смотрел на них с большой опаской...
Как бы то ни было, но надо было решаться, тем более что мои приятели с секундомером смотрели на меня уже как на героя, между тем все мое существо трепетало, как овечий хвост... Я поехал сразу довольно быстро, держась рейки и благополучно лавируя между другими тренирующимися гонщиками. Мои друзья действовали своими секундомерами и сигнализировали мне, что скорость была неважная».
Что бы из всего этого вышло – неизвестно, поскольку принять участие в гонке Нагелю так и не удалось. К его велосипедным увлечениям в семье относились без особых симпатий. Поэтому дело разрешилось просто: в велосипедное общество пришел дядя Андрея и потребовал, чтобы того не допускали к соревнованиям.
Однако это не сломило решимости молодого человека, и тот продолжал свои попытки выйти в число ведущих велосипедистов города. Очередная была предпринята незадолго до гимназических выпускных экзаменов. Обычно перед этим выпускники сдавали пробные экзамены и только в случае успеха допускались к выпускным.
Нагель записался на гонку, проходившую в манеже, за день до пробного экзамена. Успех, казалось, ему сопутствовал – дебютант даже сумел выйти в финал. Но в финальном заезде перед самым финишем несколько гонщиков столкнулись, образовалась свалка, и Нагель, не успев затормозить, въехал в нее. Велосипед застрял, а сам спортсмен перелетел через «кучу-малу», приземлился на дорожку манежа и заскользил по ней, поневоле прижавшись щекой к цементному покрытию. «В какую-то долю секунды я подумал о разных вещах: о повреждении хорошего велосипеда, радости, что я не попал в кучу упавших, о, вероятно, комическом зрелище со стороны, о том, что дома меня встретят злорадными замечаниями: “поделом вору и мука” и о том, что у меня завтра пробный экзамен. Вскочил я на ноги сам, но ко мне подбежали какие-то люди, и повели вместе с разбросанной кучей упавших в велодромный лазарет. Здесь фельдшер проявил кипучую деятельность и, недолго думая, залил коллодиумом мои повреждения... Боль от такой операции получилась основательная. Домой я вернулся с забинтованной головой и сообщил, что просто ударился, свалившись с велосипеда. На другой день я, с трудом двигая руками и ногами, явился на экзамен с повязанной головой… Такой мой блестящий дебют меня не остановил, и я решил после экзаменов на каникулах в деревне серьезно заняться тренировкой и, в случае получения хороших результатов, явиться осенью на гонки уже будучи студентом».
Группа питерских велосипедистов. Второй слева – Андрей Нагель
Тренировки дали результат, и уже осенью, на очередных велогонках в манеже студент юридического факультета Санкт-Петербургского университета Андрей Нагель оказался серьезным соперником для многих сильных спортсменов. Но природные физические данные все-таки не позволяли ему стать одним из лучших гонщиков России, зато Андрей с успехом выступал в чемпионатах по фигурной езде, езде с препятствиями и такой, ныне забытой дисциплине велоспорта, как «сайкль-бол»: столь мудреным термином обозначалась некогда игра с мячом на велосипедах. В этих дисциплинах ему среди спортсменов-любителей не было равных на протяжении нескольких лет.Но не спортом единым жил тогда Нагель. Он живо интересовался французским театром, репертуар которого в Петербурге был весьма разнообразным: каждую неделю ставилась новая пьеса. Друг семьи писатель Д.В. Григорович имел абонемент и с удовольствием уступал его Андрею, который, в итоге, стал заядлым театралом. Помимо прочего, эти спектакли помогали в совершенствовании французского языка.
Одновременно выхода требовали и творческие порывы молодого человека. Он становится российским корреспондентом французского издания «Ото». Не удивительно, что при таких корнях, Нагель вскоре взялся и за выпуск собственного журнала, получившего название «Спорт». Выходило издание еженедельно небольшим тиражом, объемом в 16 страниц.
Журнал, как и следовало из названия, освещал самые разные дисциплины: тяжелую и легкую атлетику, конькобежный спорт, футбол, лаун-теннис, велосипедный и другие виды спорта, в том числе автомобильные и мотоциклетные состязания. Вот ими-то Андрей Платонович и «заболел» в конце ХIX века.
Вступив во взрослую жизнь
Увлекшись «моторным спортом», Нагель стал посещать все соревнования, проходившие в окрестностях Санкт-Петербурга. В октябре 1898 года он был в числе зрителей «Первой зимней гонки моторов», а затем, приобретя трицикл марки «Старлей», весной 1900 года принял на нем участие в гонке Луга–Петербург, где так успешно взял старт, что обошел даже фаворита – француза Дешана. Но удача вскоре отвернулась от новичка. На восьмой версте маршрута, налетев на острый камень, Нагель распорол шину и был вынужден сойти с дистанции.Возможно, уже тогда у него появилась мысль об издании настоящего автомобильного журнала, по типу выходивших во Франции. Окончательно она оформилась к середине 1901 года, когда журнал «Спорт» постепенно был передан другу Нагеля – Г.А. Дюперрону, а сам Андрей Платонович занялся организацией нового издания.
Мотоциклисты – участники гонки на приз «Автомобиля»
4 января 1902 года он посылает прошение в первое отделение канцелярии Главного управления по делам печати: «Имею честь покорнейше просить о разрешении мне издания первого в России еженедельного иллюстрированного журнала, посвященного исключительно автомобилизму, его технике и применению механических двигателей для различных способов передвижения – под названием «Автомобиль», программу которого при сем прилагаю, и об утверждении меня редактором означенного журнала». Прошение подписано: «Охтинский II гильдии купец Андрей Платонович Нагель» и указан адрес просителя: «Санкт-Петербург, Литейный проспект, дом 36, квартира 1».Далее следовал перечень тем, которые должны были освещаться: «Распоряжения правительства, касающиеся автомобилизма; статьи об автомобилизме; хроника автомобилизма, техника автомобилизма; корреспонденция об автомобилизме; справочные сведения; рисунки, фотографии и чертежи, касающиеся автомобилизма; рассказы, касающиеся автомобилизма; объявления». Подписная цена устанавливалась 3 руб. в год с доставкой и пересылкой. Цена отдельного номера – 10 копеек.
Прошение поступило по назначению 5 января, после чего началась проверка благонадежности просителя, закончившаяся 7 января. В свидетельстве о личности, заверенном приставом 3-й Литейной части говорилось: «Предъявитель сего, прослушавший курс Санкт-Петербургского университета Андрей Платонович Нагель… есть действительно то самое лицо, как себя именует, в чем и выдано Приставом настоящее свидетельство, для представления в Главное управление по делам печати на предмет удостоверения его личности». Спустя четыре дня – 11 января – последовало заключение, утвержденное по реестру за №271, где говорилось, «что о купеческом сыне Нагеле неблагоприятных сведений не имеется. Нагель не окончил полного курса в Санкт-Петербургском университете, имеет капитал около 60 000 руб. Ввиду совершенно специального характера проектированного Нагелем журнала и отсутствия в делах полиции неблагоприятных сведений о просителе, Главное управление департамента полиции полагает настоящее ходатайство удовлетворить». А уже 17 января появился на свет документ за №458, гласивший: «Главное управление по делам печати сообщает Санкт-Петербургскому Цензорному комитету о разрешении издавать в Санкт-Петербурге журнал “Автомобиль” под редакторством Нагеля А.П.».
Журнал «Автомобиль» и объявление о поездке Нагеля с друзьями по Европе
Нагелю были выданы все необходимые свидетельства: за №459 (для редакции) и №460 (для типографии) и само разрешение: «Выдано из Главного управления по делам печати, на основании ст. 125 Уст. Ценз., Св. Зак. т. XIV, изд. 1890 г., Охтинскому II гильдии купцу Андрею Платоновичу Нагелю в удостоверении того, что он состоит издателем журнала под названием “Автомобиль”, разрешенного к выпуску в свет в г. Санкт-Петербурге, под предварительной цензурой».Что самое удивительное в этой истории, так это сроки решения проблемы. Со дня отправки прошения по почте до момента получения разрешения на издание журнала прошло всего 2 недели. Вы, нынешние, нут-ка!
В редакторской статье, размещенной в первом номере, Нагель писал: «Мысль издавать специальный журнал в России, где автомобилистов считают десятками, может показаться довольно странной и неудачной; нам скажут, что при самых благоприятных условиях число подписчиков и читателей будет ничтожно и будущности новый журнал не имеет никакой. Главная задача – распространение автомобилизма в России... в простом и ясном изложении со всеми необходимыми иллюстрациями знакомить русскую публику с сущностью механического передвижения, объяснять конструкцию, фабрикацию и работу моторов, научить правильно обращаться с ними, находить недостатки и уметь их устранять, показать постепенное развитие автомобильного дела и настоящее его положение в Западной Европе... и, наконец, дать по возможности полный отчет о преимуществах механического передвижения перед всяким другим... Журнал вооружит русских шоферов, желающих быть просветителями остальных, всеми нужными данными».
Экипаж Нагеля в пробеге на императорский приз. 1911 г.
В конечном итоге именно так и получилось. Журнал «Автомобиль» стал основным рупором автомобильного дела в дореволюционной России и выходил до 1917 года.Получив в 1902 году диплом, Нагель поступает на государственную службу в канцелярию министерства путей сообщения, где и прослужит 8 лет.
В дальнейшем Андрею Платоновичу удавалось совмещать свои увлечения журналистикой и автомобильным делом. Кроме «Автомобиля» он издает журналы «Двигатель», «Аэро», «Аэро и автомобильная жизнь» и некоторые другие, выпускает в 1910 г. и переиздает в 1911-м «Ежегодник автомобилизма и воздухоплавания». Одновременно он является деятельнейшим членом ИРАО и Санкт-Петербургского «Автомобиль-Клуба», входя в комитеты правления обоих. Не обошли стороной Нагеля и автосалоны, проходившие в России. Его «Автомобиль» был в числе организаторов самого первого из них в 1907 году.
Ежегодник автомобилизма был одним из первых автосправочников в России
Затем последовали многочисленные поездки по России и за границу, победы в соревнованиях. И, что самое главное, большинство из них было одержано на автомобиле русского производства – «Руссо-Балте». Со временем Нагель стал выдающимся специалистом в области автодела, поэтому с началом Первой мировой войны его выдвинули для работы в Военно-промышленном комитете, где он курировал автомобильное направление. Октябрьская революция поделила жизнь Нагеля, как и многих наших соотечественников того времени, на две части. К ее началу ему исполнилось 40 лет.Вторая половина жизни
Судьба Андрея Платоновича после октябрьских событий долгое время была загадкой для автомобильных историков. Он как будто исчез: никаких документов, никаких свидетельств. Даже дата его смерти не была известна.И только относительно недавно стало ясно, что семья Нагелей сумела благополучно покинуть страну и обосновалась во Франции. К переезду серьезно готовились, поскольку в своих мемуарах Андрей Платонович вскользь упоминает о попытке вывезти из России семейные ценности, включая все его награды и призы, завоеванные за годы занятий автоспортом. И, что самое удивительное, все это удалось отправить за границу. К несчастью, все имущество погибло уже в Югославии…
«Руссо-Балт» в пробеге по Африке. 1913 г.
Что касается самого Нагеля, то в октябре 1918 года он переехал в Киев, оттуда – в Ростов, а в начале февраля 1920 года оказался в Париже. Во Францию же приехали его мать Лидия Андреевна и жена Лидия Яковлевна. На первых порах было тяжело. Но человек, глубоко знавший практику автомобильного дела, в Париже пропасть не мог – это факт. По непроверенным данным, Андрей Платонович «работал как инженер-автомобилист».В марте 1922 года Нагель вступает в масонскую ложу «Астрея», созданную русскими эмигрантами в Париже. Любопытно, что 11 декабря 1924 года он был исключен из ложи. Известно, что впоследствии он вступил в Объединение бывших студентов Санкт-Петербургского университета.
В целом же, создается впечатление, что Андрей Платонович старался быть в тени, не привлекая к своей персоне особенного внимания, поэтому и свидетельств его пребывания в эмиграции осталось немного. Жизнь, тем временем, шла своим чередом, в 1930 году умерла мать, затем, в 1948-м, ушла из жизни жена.
Но сам «дедушка русского автомобилизма» оставался в строю и до глубокой старости мог вести активный образ жизни. В 50-х годах прошлого века он даже начал сотрудничать с несколькими русскоязычными изданиями – журналом «Возрождение» и газетой «Русская мысль». В «Возрождении» были опубликованы воспоминания Андрея Платоновича о детстве, а вот с «Русской мыслью» связаны его последние журналистские работы. В 1956 году эта газета опубликовала серию материалов Нагеля под названием «На заре русского спорта», где он подробно рассказал о зарождении и развитии в России таких видов спорта, как лаун-теннис, атлетика, велоспорт и т.д.
А. Нагель и В. Михайлов с женами во время пробега по Европе
Кроме того, Нагель не забывал и автомобильную тему. Последним его автомобильным материалом стал цикл из трех статей, посвященных обзору Парижского автосалона 1956 года. Там он, обращая внимание читателя на различие между американскими и европейскими покупателями машин, писал: «Американский автомобилист, совершенно не интересуясь подробностями конструкции автомобиля, требует лишь многочисленных приборов, облегчающих управление им. Укажем на радио, регулировку температуры внутри автомобиля, автоматическую перемену передач, автоматическое включение, вспомогательные приспособления для руля и тормозов, автоматическое поднятие и спуск стекол, перестановку сидений посредством кнопок, регулировку антенны радио на расстоянии, телефон, граммофонную установку, автоматическую регулировку фаров и фонарей и т. д.».Вы представляете, человек, видевший первую в России «гонку моторов», дожил до эпохи автоматических коробок передач и электрической регулировки сидений!
Последняя статья Нагеля была напечатана на одной полосе с объявлением о смерти автора, гласившим: «Редакция “Русской мысли” с глубоким прискорбием извещает о скоропостижной кончине своего сотрудника Андрея Платоновича Нагеля, последовавшей в Париже в субботу 10 ноября. Похороны состоялись во вторник 13 ноября на кладбище в Нейи. В 9-й день кончины, в воскресенье 18 ноября, после литургии в храме на рю Дарю будет отслужена панихида».
